Постоянным посетителем кофейни человек считается, когда бариста его запоминает. Крис запоминает всех, кто приходит сюда больше одного раза; отличная память на лица, профдеформация. Леона — так он представляется в первый раз, чтобы Рэдфилд написал его имя на кофейном стаканчике — Крис примечает ещё в первый раз. Такая привычка — подмечать мелочи.
Когда Крис ещё входил в разряд постоянных посетителей, он подмечал длинные рукава у Ханны — одной из бариста — в начале каждого месяца. Длинных рукавов у Леона нет — обтягивающая футболка и кожаная куртка, которую он снимает, когда заходит в кофейню. Кивает и просит сделать Крису, как обычно.
Как обычно — чёрный кофе без сахара, плюс два капейка, на которых Крис рисует кремом улыбающиеся рожицы.
— От заведения, — комментирует Крис, когда ставит на столик Леона капкейки вместе со стаканчиком кофе.
Длинные рукава Ханны — тогда ещё не до конца оформленное желание, Крис поддался порыву. Чувство справедливости и желание защитить тех, кто не может защитить себя сам. Тогда Крис просто попросил Ханну научить его печь капкейки — тогда Крис просто прочёл это название в меню и понятия не имел, что это за хренотень — Рэдфилд не то чтобы любит сладкое. Тогда — это была простая сделка: Ханна учит его печь капкейки, Крис разбирается с её хахалем, который поднимает на неё руку.
И, конечно, тогда Ханна не поверила одному из постоянных посетителей, но сказала приходить вечером в среду — а в следующий понедельник Крис разобрался с Майклом — так звали теперь уже бывшего Ханны. Пара ударов в челюсть и ещё один в солнечное сплетение — этого хватило, чтобы Майкл навсегда убрался из жизни Ханны.
Тогда Ханна предложила ему поработать баристой — капкейки Криса получались не так уж и плохо, во всяком случае, последующие его попытки. Крису надо было себя чем-то занять, Ханна чувствовала себя обязанной.
Теперь Крис подмечает мелочи из поведения всех остальных постоянных посетителей — каждого, кто приходит сюда больше одного раза.
Вот Мелани — она является сюда с каждым своим бойфрендом один или два раза, а потом заводит нового. Она даёт им две попытки: понравится ли им карамельный кофе и блинчики со спаржей. Она тоже говорит Крису: как обычно, и показывает два пальца — разведенные средний и указательный. Знак мира. Знак того, что карамельный кофе в прошлый раз пришёлся её новому парню по вкусу, а значит, время пришло для блинчиков со спаржей. Блинчики ещё никто не пережил, но Мелани не теряет надежды.
Вот Бенжамин. Он заходит сюда каждое утро, ровно в восемь, берет американо на вынос. Он возвращается в обед с ноутбуком и эспрессо, если у него плохое настроение, и латте с кокосовым молоком, если хорошее. Он заглядывает ещё вечером — и если день был особенно паршивый, он просит добавить в кофе немного виски. Бен — финансовый аналитик, в разводе, и жена не даёт ему видеться с маленьким сыном. Бен никогда не говорит — как обычно, но улыбается, когда в одну из суббот Крис передаёт ему пару пончиков от заведения — это был один из тех редких дней, когда его бывшая сдалась и позволила Бену забрать сына на вечер.
Леон всегда садится спиной к стене и пересчитывает количество посетителей; на автомате поднимает голову каждый раз, когда кто-то входит и заходит. Крис подозревает, что Леон, как и сам Рэдфилд, бывший военный, списанный со службы — почти в том же положении, что и сам Крис пару лет назад. Это, на самом деле, очень просто проверить. Крис придвигает стеклянный стакан к самому краю, резко смахивает его на пол — звук громкий и резкий, хлопок, звон. Большинство просто поднимает голову, вздрагивают, поводят плечами, выискивая источник шума. Крис облизывает пересохшие губы, наблюдая за Леоном.
Подмечать мелочи — это его работа, такая же, как капкейки от заведения некоторым постоянным посетителям.

Инстинктивные жесты: Крис наблюдает за тем, как пальцы Леона машинально тянутся к бедру. Так же, как Ханна машинально отшатывается от резких движений, если протянуть к ней руку. Пост травматический синдром. Крис почти сожалеет о разбитом стакане — но больше ему жалко Лайзу, уборщицу.
— Извини, — говорит он Лайзе.
А она только улыбается, приглаживая волосы, и говорит, что всё в порядке, бывает, со всеми случается. Крис постукивает пальцами по столешнице. На то, чтобы сделать свой выбор, у Криса уходит всего несколько минут.
Ещё кофе — чёрный и без сахара, Леон выглядит так, словно по-настоящему нуждается ещё в одном стаканчике. Пончик с шоколадной глазурью — Крису кажется, что Леону нравится шоколад — и ещё оладушки. Еда поможет справиться со стрессом. Особенно — вкусная еда. Конечно, капкейки удаются Рэдфилду лучше всего, но пончик с шоколадной глазурью гораздо лучше пончика без шоколадной глазури. И точно лучше отсутствия всякого пончика.
Новый стаканчик и тарелка с вкусностями — Крис ставит их прямо перед Леоном. Невозмутимо пожимает плечами и кладёт на стол ещё и визитку. Большую часть лакированного картона занимает адрес; небольшая карта, указывающая, как найти старое здание на окраине города. Сверху указано: "Тренировочный клуб «У Цербера»".
С названием, конечно, беда.
— Приходи после пяти, если вдруг будет скучно, — Крис улыбается уголками губ. — Мы там каждый день.
Объяснять мотивы своих поступков — не в правилах Криса Рэдфилда, он просто делает то, что считает нужным делать. Помогает людям, потому что хочет им помочь. Приносит Леону пончик с шоколадной глазурью, потому что считает это жизненно необходимым.
Разворачивается и уходит, потому что так просто правильно, и потому что пришёл Карл: дед лет восьмидесяти, который регулярно приходит за чем-то сладким для своей жены. Крис любит с ним болтать — Карл тоже был на войне.

«У Цербера» все собираются в районе шести, сам Рэдфилд обычно приходит туда первым, в мире ачале шестого. Проверить снаряжение, побродить по пустому залу, размяться в одиночестве. В десять минут первого он паркуется возле тренировочного клуба — и Леон уже там.
На лице Криса расплывается невольная улыбка — довольная и широкая. Всё-таки пришел, стоит, подпирает стенку. Не зря Крис закончил сегодня смену чуть раньше — хотя после пяти — понятие расплывчатое. Леон мог вообще не придти, проигнорировав приглашение, но он стоит возле входа, а Крис — Крис безбожно опаздывает на десять минут.
— Привет, — с той же дружелюбной улыбкой произносит Крис, захлопывая дверь машины.
Его Тойота коротко мигает фарами в ответ на нажатие кнопки сигнализации на брелоке. Крис подходит к Леону, рассекает пространство широкими торопливыми шагами, протягивая ему руку.
Рано или поздно им определённо стоило познакомиться по-настоящему.
— Крис, — представляется он. — Крис Рэдфилд. Который очень рад, что ты пришёл.
Ключи от клуба — экземпляр ключей у него самого и ещё у пары ребят, и, конечно, у уборщицы. Крис отпирает дверь, кивая, пропуская Леона вперёд себя.
— Заходи. Я проведу тебе небольшую экскурсию, пока здесь никого нет.
Клуб небольшой, смотреть особо не на что. Крохотный тир — два окошка, зато большой выбор оружия. Тренажёрный зал — тренажёры не новые, несколько штанг, маты. Бойцовский ринг. Крис рассказывает, как несколько лет назад они с ребятами скинулись и выкупили старое здание, потратились на ремонт и оборудование. Клуб для своих — Крис рассказывает: они вдохновлялись книгой.
— Большинству ребят здесь надо просто спустить пар иногда, — объясняет Крис. — Когда ты в последний раз дрался так, что от этого зависела твоя жизнь?
Когда кровь закипает в жилах. Когда соперник примерно равен тебе или превосходит. Когда чувствуешь себя восхитительно живым. Привычные движения натренированных мышц, грудь вздымается. Это приглашение — это предложение. Крис разувается, а потом стягивает с себя старую кожаную куртку; надпись на спине куртки гласит: «Сделано на небесах». Крис перелезает через ограждение ринга, перемахивает — хлипкая резинка натянута просто чтобы напомнить о том, что не нужно мешать бойцам.

Наверное, стоило сначала предложить Леону Кеннеди — Крис запоминает имя — пострелять. Леон с такой жадностью разглядывает небольшую коллекцию оружия, что у Криса появляются сомнения в том, что начинать следует именно с поединка врукопашную. Может, бывший снайпер? Крис запоминает его имя — возможно, стоит поднять старые связи, перетряхнуть, выяснить коротко что-то о Леоне. Но пока что Рэдфилд доверяется своей интуиции, отступает на несколько шагов назад, выходя на середину ринга.
Первый вопрос Крис игнорирует; он обязательно ответит на него, просто несколько позже. Не сейчас. Для начала стоит ответить на этот вопрос честно хотя бы себе — а пока Леон вряд ли удовлетворится ответом, что Крису показалось это правильным. Крису показалось это для Леона необходимым. Крису показалось, что это заставит Леона улыбнуться. У кого-то вызывают улыбку капкейки со смайликами, кому-то требуется что-то большее. Что-то вроде стойки с оружием и патронов в сейфе в каморке на втором этаже — вроде как, личный кабинет Криса.
— Ты — первый, кого я привёл сюда за очень долгое время, — признаётся Крис, смаргивает, улыбается, пожимая плечами почти в виноватом жесте, это почти признание, мол, и что ты с этим сделаешь, Леон Кеннеди, чем тебе поможет эта информация? — С момента основания клуба, если быть предельно точным.
Тогда Крис приводил только своих, тех, кого он хорошо знал, тех, про кого он хорошо знал, что им это необходимо. Никогда — первых встречных. Никогда — людей, про которых он знал только имя. Никогда — кого-то вроде Леона.
— Так что насчёт спарринга? Разомнёмся.
И Крис снова улыбается, кивает приглашающе; кидает быстрый взгляд на стойку с оружием — и это больше похоже на обещание. Вроде как: покажи мне себя, и я покажу тебе большее, я дам тебе большее, я дам тебе...
Крис сглатывает.
Ну, ладно, и это тоже, но Крис больше надеется, что это Леон Кеннеди даст ему.

Крис расплывается в улыбке, делая ещё шаг назад. Едва ли Леону нужна защита — и уж точно не нужна амуниция. Не нужна была бы, чтобы завалить любого другого — но с Крисом такой номер не прокатит.
— Побеждает тот, кто валит соперника на обе лопатки. Никакого холодного оружия, никаких других правил. Только врукопашную. Попробуй, — Крис лукаво улыбается. — Завали меня на лопатки.
Вряд ли Леон — бывший снайпер. Их тоже обучают драться, но Леон ведёт себя, как знаток контактного боя. Профессионал. Осторожничает, Леон осторожничает — и не потому что боится Криса. Леон Кеннеди боится причинить Крису вред. Надавить слишком сильно. Эта мысль вызывает едва уловимую улыбку — не насмешливую, нет. Понимающую.
Они кружат друг перед другом, эти осторожные шаги, внимательные, Леон следит за каждым движением Рэдфилда. Ищет подходящий момент, дожидается необходимого жеста. В драке с гражданскими главное — не навредить. Леон просто ещё не понимает, не догоняет — кровь Криса вскипает от предвкушения его реакции, когда до Леона дойдёт, что бой будет идти почти на равных.
Почти — у Криса тактическое преимущество, судя по вопросам, Кеннеди понятия не имеет, с кем столкнулся. Своим преимуществом Крис пользоваться не собирается — обманный манёвр, Леон делает свой первый ход, первый удар, от которого Крис уходит с пугающей лёгкостью. Уходит и перехватывает его запястье, сдавливая — выворачивает ему руку — всё длится слишком быстро — Крис отпускает его так поспешно.
Жаркий, шумный выдох — такой же обжигающий взгляд. Крис его дразнит. Уходит от ударов, но не нападает сам — пока что. Дразнится, распаляет, разжигает. Это похоже на танец или на брачные игры; Рэдфилд очень давно не дрался с кем-то на равных.
Азарт.
Он поджигает кровь, словно спичка, кинутая в бензиновую лужу. Пламя пляшет на радужных масляных пятнах. Кровь вскипает. Удар в челюсть, подсечка; Леон быстрее и проворнее, Леон вскакивает на ноги до того, как Крис успевает привоздить его к полу.
У Леона Кеннеди горят глаза, и он выглядит гораздо более живым, чем когда утром наслаждался капкейками. Леон выглядит, как хищное животное, которое примеривается к горлу Криса. Леон выглядит счастливым. Крис подставляется — нарочно, ещё один обманный манёвр, откровенный риск, что Леон сумеет его опрокинуть — Крису удаётся уйти от удара в последние доли секунды. Крис крупнее и сильнее, Леон проворнее. Борьба на равных.
Это дикий, почти неописумый восторг; привкус крови на языке никогда не сравнится с привкусом крема на капкейках.
Крис выдыхает. Крис бьёт.

У Криса очень давно никого не было; партнёра и партнёра по спаррингу. Сейчас кровь бурлит от азарта, возбуждения и восторга. Сейчас Крис впервые за долгое время ощущает себя живым по-настоящему. Здесь, в клубе, много хороших ребят, которые хорошо умеют драться, но никого — с уровнем Леона Кеннеди. Сейчас Крис находит равного себе — почти случайность, порыв, Крис доверяется своей интуиции и находит.
Клэр сказала бы, что ему повезло, а потом отругала бы за дурацкую идею первого свидания: подумать только, тащить понравившегося тебе парня в тренировочный клуб.
Но Рэдфилду везёт: Леон получает от этого такое же удовольствие, как и сам Крис. Рэдфилду везёт дважды: у него получается завалить Леона, уложить на лопатки. Удушающий захват — Кеннеди смотрит на него так, словно хочет придушить. Свернуть шею голыми руками — или выебать — или и то, и другое, вместе взятое.
Этот взгляд заводит едва ли не сильнее, чем всё происходящее.
Крис ухмыляется шире.
— Ребят, найдите уже комнату, — насмешливый голос Рика эхом отдаётся от стен.
Хватка Криса Рэлфилда слабнет, он поднимает голову, оглядывается — чертыхается беззвучно. Кажется, будто прошло всего несколько секунд — или целая жизнь в одном бою. Видимо, время к шести — здесь собралось народу до чертиков, и вся толпа сгрудилась вокруг ринга: просто понаблюдать за боем врукопашную. Как долго они смотрели, интересно?
Неинтересно.
— Представление окончено, — рявкает Крис командирским тоном. — Займитесь делом.
Рэдфилд рывком поднимается на ноги, протягивает Леону ладонь. Крис помогает ему встать — снова косится на собравшихся ребят — он прекрасно знает каждого из них, знает, что им нужно, знает, как на них воздействовать. И знает, когда надо оставить их в покое. Он коротко сжимает плечо Леона, кивая ему в сторону.
— Идём.
Экскурсия проходит дальше; мимо тира, к чёрному выходу. Крис щелкает задвижкой, толкает тяжёлую дверь, выбираясь наружу. Вдыхает прохладный воздух, приваливаясь спиной к стене, а потом достаёт пачку сигарет.
— Будешь? — он протягивает пачку Леону; так принятно — наркоманский этикет: надо делиться. — Десять минут перерыва, они обсудят увиденное и успокоятся. Так что пока у нас перекур. Могу ещё показать душевую. А потом постреляем. Из чего ты стрелял до этого?
Вопрос, заданный Леоном, Крис игнорирует. Пока что. Позже — расскажет. Чуть-чуть позже. Когда возбуждение в крови немного спадёт.

Леон перечисляет — он словно делится сексуальными фантазиями. Что-то глубоко личное. Интимное. Гражданским, да и некоторым военным — нынешним и бывшим — этого не объяснить. То чувство, которое возникает между тобой и оружием — единение. Пистолет становится продолжением руки. Винтовка — как новая конечность.
Рэдфилд глубоко затягивается, внимательно разглядывая Леона. По-хорошему ему стоит оказать первую помощь — остановить кровь, налепить пару пластырей, и так сделал бы любой другой, почти наверняка. Крис этого не делает.
Во всяком случае — не так, не прямо сейчас, когда кровь ещё не остыла.
— Нет, — коротко качает головой Крис. — Во всяком случае, не сейчас. Позже — обязательно послушаю. А пока мне просто достаточно знать, что опыт с оружием у тебя достаточный.
Почти такой же, как у самого Криса, а может, и больше. Это подкупает. Это восхищает. Леон разбирается в оружии и разбирается в ведении боя. Крису интересно, в чём он ещё хорош. Где служил. Какие войска. Крис хочет знать всё.
Не то время, чтобы спрашивать.
— Командир элитного спецотряда, — Рэлфилд нарушает повисшую между ними паузу, и тут же усмехается. — Теперь уже — несколько лет, как бывший командир, да и спецотряд давным-давно расформировали. Меня списали. И теперь я — здесь.
Крис кивает на тренировочный клуб, так, словно его работа в кофейне не касается его вовсе — на самом деле весь Крис Рэдфилд, вся его сущность — здесь. «У Цербера». Отряд альфа, отряд браво. Все из отряда браво — мертвы. Из отряда альфа остались двое. Своего бывшего командира Рэдфилд убил — свернул ему шею голыми руками. Так казалось честнее, чем отправить в него шальную пулю.
Ещё несколько глубоких затяжек, после которых Крис всё-таки спрашивает.
— Как давно ты на гражданке? Несколько месяцев? Полгода?
Точно не больше, чем год, Крис прикидывает временные рамки — от трёх месяцев и до восьми. Операции редко столько длились, чаще — несколько недель, реже — дольше месяца. Последняя заняла почти год, а после Криса списали.
Военная пенсия, отставка.
Гражданка.
Дерьмо полное.

Крис смотрит на Леона — долго, вдумчиво. Выпускает дым в сторону, а потом расплывается в улыбке. Вопрос на долю секунды ставит его в тупик, но не потому что он задумывается, что Кеннеди действительно может вынести себе мозги. Рэдфилд пытается понять, почему он так железобетонно уверен, что мозги никому Леон не вышибет. Крису нужно пару затяжек, чтобы сформулировать то, что подсказывает ему чутьё, произнести про себя и вслух то, что он и так уже знает.
— Тебе не нужна была защита, но ты хотел, чтобы её надел я, — Крис пожимает плечами, ему кажется важным сейчас именно объяснить. — Обычно так не делают, когда хотят вышибить кому-то мозги. И... ты слишком сильно дёргался для того, кто хочет свести счёты с жизнью. Не думай, что я не присмотрел бы за тобой во время стрельбы — и не буду смотреть ещё бдительнее после твоих слов — но ты не ведёшь себя, как психопат, маньяк или убийца. А ещё — ты слишком честно дрался.
Последнее сказало Крису о Леоне больше, чем всё остальное. Бой — это почти как секс. Удары и блоки, ярость и азарт. Леон Кеннеди — не психопат, просто служил в войсках спецназначения. И Крис угадал со сроком.
Клэр бы сейчас сказала, что Рэдфилду просто везёт — дважды.
— Моя очередь спрашивать, — Крис усмехается. — Почему ты задал именно этот вопрос? Сомневаешься в себе или не доверяешь мне?
Последнее — справедливо, но при этом Леон честно отвечает на его вопросы (так Крису хочется думать), при этом Леон продолжает честную борьбу и при всём этом...
Пост травматический синдром.
Там, в кофейне, Крис видел реакцию Леона Кеннеди на разбитый бокал. Возможно, именно в этом всё дело.
— Когда меня назначили командиром, мне лет было хуй да нихуя, — тихо произносит Рэдфилд. — Учиться разбираться в людях пришлось быстро. Здесь всё просто. Или ты — или тебя. А мы с тобой предпочитаем первый вариант.

Крис щурится, глядя на Леона. Это ведь правда: они почти незнакомы. Те несколько встреч в кофейне и капкейки не в счёт. Контактный бой считается, но считается ли он достаточным аргументом, чтобы довериться Леону Кеннеди?
Нет.
Рэдфилд доверяет своей интуиции, внутреннему чутью. Облизывает губы и отправляет окурок в мусорку щелчком пальцев.
— Если начистоту — нет, у меня здесь не всё — по закону, — Крис пожимает плечами. — Зато всё — по морали. И по совести.
По крайней мере, это честно. Но если вспоминать историю с Карлайлом, который два месяца скрывался здесь от копов — нет, ни черта здесь не всё по закону. Или взять хотя бы Джея и его пристрастие к травке, тоже, по сути, далеко от выполнения законов, во всяком случае, в этом штате.
Чихать Крис Рэдфилд хотел на конституцию, законы и правила, если они противоречат его внутренней морали. Законы пишут такие же люди, как и он сам; иногда — гораздо хуже. Законы могут быть жестоки. Законы могут быть несправедливы.
В реальном мире Крис до сих пор может рассчитывать только на себя, и иногда — на тяжесть оружия в своей руке.
Почему-то ему кажется, что Леон Кеннеди его поймёт.
— Это та причина, по которой я сейчас поведу тебя пострелять, — усмехается Крис. — Я не люблю слишком самоуверенных людей. Сомневаться в себе — это нормально. Это значит, что ты человек. И что у тебя есть моральные принципы, которые не позволят тебе переступить черту. И это всё ещё не значит, что я перестану присматривать за тобой. Как и за всеми, кому доверяю патроны.
Крис открывает дверь — должно было пройти достаточно времени, чтобы там, внутри, все успокоились. Обсудили произошедшую драку — бой врукопашную. Высказали все варианты, где же Крис выцепил себе такого мужика. А потом, наконец, вернулись к тому, ради чего пришли сюда, и занялись делом. Занялись собой. Тренировками. Рэдфилд кивком предлагает Леону зайти первым.
— В душ хочешь? — предлагает негромко. — Освежиться. Все равно пойдёт немного времени, пока я займусь боеприпасами. Начнём с беретты, что думаешь?

Крис усмехается в ответ. Вопросы Леона говорят о нём самом гораздо больше, чем если бы он говорил прямо. Крису скрывать особо нечего, он улыбается в ответ так же широко, как и до этого, в кофейне, когда Леон заказывал своё «как обычно».
— Никто не любит моралистов, Кеннеди. Особенно тех, что иногда предпочитают кусать кормящую руку. А иногда и тех, в ком видят банальную угрозу.
Здесь следует задать встречный вопрос: а как ты оказался здесь? Почему списали тебя? Крис доверяется чутью. Интуиция Рэдфилда говорит: ещё не время для таких откровений. Леон поделиться с ним сам, только чуть позже. Крис доверяется чутью и самому себе — почти так же сильно, как оружию в своей руке.
Они приводят себя в порядок в душевой; Крис думает, что после всего этого пара пластырей его роже точно не повредят — но это будет позже. Ханна — завтра её смена — точно будет качать головой и предложит замазать тональником следы сегодняшней драки. В этом вся Ханна: она не спросит Криса, что случилось, но сделает всё, чтобы это не отразилось на их выручке. У Ханны своя мораль: она выбирает сторону, и, выбрав, держится за неё, покуда это её не убьёт.
Рэдфилд надеется, что в этот раз она сделала правильный выбор.
Вообще-то здесь две беретты. Та, что под замком в самом тире, из которой стреляют все остальные, и та, которую Рэдфилд достаёт из сейфа вместе с патронами. Его личная, та, что он забрал с собой из армии. С этим пришлось повозиться, оформляя документы. Ему пошли навстречу. Награды и звания, элитный отряд. Крис редко стрелял именно из неё, и всё-таки она всегда была с ним.
А ещё Крис не позволял стрелять из неё никому другому.
Всего этого он, Леону, конечно, не рассказывает, только улыбается уголками губ, когда слышит, что Леон здоровается с его оружием. Детка, подумать только.
— Может, оставить вас наедине? — беззлобно усмехается Крис. — Я взял две обоймы для разгона. Потом можем взять ещё. Или перейти на другое оружие.
Взять винтовку. Или дробовик. Развлечься с ТТ, или с любой другой моделью из тех, что здесь. Рэдфилд внезапно оживляется ещё больше — хотя, куда уж больше.
— Знаешь, что я недавно достал? Старый добрый кольт. Можем взять его.
Последнее приобретение — Крис его ещё даже не испробовал толком. Надо будет достать, разобрать, почистить. Старенький, почти антикварный, зато в хорошем состоянии. Шесть зарядов.
Крис думает, что Леону понравится.

— Не оставлю, — подтверждает Крис. — Это тройничок, а не интимная ебля. Ты, я и моя малышка.
Говоря это, Рэдфилд кивает на беретту в руках Леона. Нет, он, конечно, не ревнует свою пушку к Леону. Но, возможно, ревнует Леона к пушке. Но следит внимательно за тем, как Кеннеди заряжает оружие; это всё-таки его ответственность, хотя Крис и не сомневается, что Леон всё сделает правильно.
Спецвойска.
Вопрос Леона ставит его в тупик, он коротко отрицательно качает головой. Обычно у ребят здесь нет таких навыков стрельбы, им достаточно и того, что манекены можно отодвинуть подальше. Леон хочет движущиеся мишени — что бы это не значило. С пару секунд Крис морщит лоб, а потом расплывается в широкой улыбке.
— А это можно устроить. Помоги-ка... — Крис лезет в один из ящиков, долго копаясь, а потом выуживает несколько верёвок, пару креплений и несколько бельевых прищепок; Рэдфилд пожимает плечами: какой материал есть, с таким и работает. — Давай, надо перекинуть верёвку через вон ту балку для начала, и спустить второй конец сюда.
Верёвку Крис вручает Леону. Конструкция из разряда «дёшево и сердито», крепления хитровыебанные. Крис прикидывает, что сможет катать одну из мишеней вправо и влево, рывками, так, чтобы Леону было сложнее попасть. Они возятся примерно двадцать минут, чтобы устроить всё как следует — Крис дёргает за концы верёвки на пробу.
— Нормально, — усмехается он. — Скажи, когда будешь готов. Начинаем на счёт три.
Крис выжидает секунду, а потом дёргает за верёвку — картонная мишень рывками скользит влево.
— Три, — выдыхает Рэдфилд.

Леон отлично стреляет — это Крис понимает ещё с первого выстрела. Уже по одной позе — Леона выдаёт с головой то, насколько она для него естественна, привычна. Куда привычнее, чем называть своё имя, чтобы его написали маркером на стаканчике, обведя в сердечко. Леон с пистолетом в руке чувствует себя в своей стихии, как рыба в воде.
Крис наблюдает краем глаза, как Леон снова и снова спускает курок. Ладони горят от постоянных рывков верёвки — стоило взять перчатки — похуй на всё это. Картонные мишени скачут по тиру, дёргаются, их шуршание заглушают выстрелы, один за другим. Крис точно знает, что за ними наблюдают снова — выстрелы привлекли внимание ребят. Крис точно знает, что Леон даже не замечает их, весь в моменте. Единение с пистолетом. С его, Рэдфилда, береттой. Малышкой. Крис в самом деле почти ревнует — ему бы на самом деле хотелось бы скорее тройничка, получить Леона стрелять правильно.
Кеннеди научит и сам кого угодно.
Они получают удовольствие немного иначе — это новый уровень противостояния. Крис пытается сбить его с толку рывками мишеней в разные стороны, Леон спускает курок. Отсюда Рэдфилду не слишком хорошо видно, но, похоже, Леон не промазывает. Если доверять интуиции Рэдфилда — Леон Кеннеди не промазывает ни разу.
Пятнадцать выстрелов и два глухих щелчка — Крис считал патроны, Леон сбивается от азарта. Крис делает несколько шагов навстречу, чтобы приблизить все мишени к себе. Точно в голову. Крис не так уж и далёк был в своём предположении, что Леон — снайпер.
— Я бы взял тебя в свой отряд, — Крис расплывается в широкой улыбке. — Конечно, на испытательный срок пока. Но потенциал определённо неплохой.
Взгляд Леона на оружие — отчаянное сожаление. Крис забирает беретту — рукоятка тёплая, согретая ладонями Леона — но его брови дёргаются вверх.
— Две обоймы, — напоминает он, кивая на вторую, лежащую на столике рядом. — Уже забыл?
А следом раздаётся удивлённый присвист Люка, который зависает, разглядывая простреленные головы мишеней. Крис оборачивается — Люк притащил новых картонных человечков. Ну, у Люка хотя бы есть оправдание — остальные просто пришли поглазеть, попялиться. На сей раз Крис не напоминает им, что следует заняться делом. Пусть понаблюдают, как работает профессионал.

Он знает.
На несколько секунд Крис Рэдфилд задерживает дыхание, когда понимает это. Леон Кеннеди знает. Наконец, замечает надпись — смотрит на Криса, кидает взгляд на оружейную стойку, а потом ведёт по этой надписи пальцем. Крис Рэдфилд. Буквы ощущаются почти незаметно; гравировка не стёрлась, но притупилась эта резкость. Если не смотреть, то и не чувствуется, не ощущается. Леон смотрит.
Леон — знает.
Ещё секунду Крису кажется, что Леон что-то скажет, как-то прокомментирует это — но Леон не комментирует. Возможно потому что взгляды говорят больше, а может, потому что позади них целая толпа.
Рэдфилд кивает едва уловимо; да, Леон, да, ты всё понял правильно. Его пистолет, его личный армейский пистолет в руках Леона. Шутки про тройничок; Кеннеди называл его пушку деткой, Крис зовёт её — малышкой. Пересохшие губы и взгляды, которые говорят больше, чем слова. Крис знает, что Леон знает, и знает, что Леон знает, что Крис знает. Это знание — интимное, не для толпы зевак, пусть даже если каждый из толпы — свой.
Кажется, Крис всё ещё не дышит, наблюдая, как Кеннеди перезаряжает обойму. Но послушно протягивает руку, когда Леон отдаёт ему пистолет обратно. Отказывается сделать лишние пятнадцать выстрелов, хотя, видит бог — Крис уверен, что бога нет, но если бы был, он бы это увидел, а сам Рэдфилд точно видит — ему не хочется расставаться с пистолетом.
Соревнование.
Леон Кеннеди предлагает ему соревнование.
Крис расплывается в улыбке, его палец машинально — нарочито медленно — скользит по внешней стороне рукояти. Я знаю, что ты знаешь. Ты знаешь, что я знаю, что ты знаешь. Они не знают — это не их дело.
— Эй, Люк, — негромко подзывает его Крис. — Помоги-ка нам с новыми мишенями.
Они заменяют изрешеченных пулями картонных человечков новыми. Все эти ребята за их спинами, они остаются стоять, где стояли. Новое представление: соревнование. Крис ощущает себя так, словно на кону стоит его репутация — дважды. Крису вообще-то плевать на свою репутацию, но ему нравится сама идея соревнования.
Рэдфилд отступает на несколько шагов — теперь концы верёвок в руках у Леона, Крис пялится на чёрные силуэты мишень, а потом ухмыляется — снова. Опять. Ещё раз.
— Погоди-ка, — Рэдфилд что-то задумал; это фирменная семейная ухмылка на его лице, и он снова оборачивается к Люку. — У нас осталась краска? Тащи.
Крис снова переводит взгляд на Леона. То, что сделал Кеннеди, то, что он ему предложил — это жест уважения. Рэдфилд знает, как сделать соревнование веселее. Он знает — они оба знают — личное оружие Криса Рэдфилда, которое никогда его не подводило. Для Леона это кое-что значит, и этот жест — жест признательности за оказанное доверие. Способ Леона Кеннеди сказать «спасибо», лучше всех чаевых, вместе взятых.
Люк возвращается с ведёрком краски и кисточкой, Крис с ухмылкой открывает банку. Здесь всё просто: рисуешь сердечко, как на стаканчиках кофе, размер тот же или ещё меньше. Имени нет, как нет и инициалов, но Крис рисует сердечко слева на груди одной из мишеней. Отступает на шаг в сторону, прикидывая: нормально? Нормально. Крис утвердительно кивает самому себе — и Леону тоже — в первую очередь ему — а затем протягивает Кеннеди кисточку рукояткой вперёд.
Леон тоже знает, что нужно делать. Возможно, это жизненно необходимая часть того, что нужно, чтобы почувствовать себя живым на гражданке. Способ адаптации. Рисование сердечек на картоне: будь то стаканчик или мишень.
— Ебать, Рэдфилд, — голос у Рика насешливый и восхищённый.
Рэдфилд не оборачивается. Рэдфилд смотрит на Леона и только на Леона. И ещё — ухмыляется. Фирменная ухмылка Рэдфилдов, означающая, что Крис что-то задумал.
Соревнование.
Крис снимает беретту с предохранителя, отходя ещё на несколько шагов, встаёт наизготовку.
— Начинай, — хрипло командует он — и продолжает улыбаться.
Значит, соревнование.

Это соревнование. Это вызов. Это шутливое противостояние, продолжение драки. Это похоже на ухаживание, брачные танцы. Крис машинально думает об этом, перед тем, как Леон дёргает за концы верёвок. А потом мир вокруг него перестаёт существовать.
Остаётся только Рэдфилд и беретта в его ладони — продолжение руки, часть самого Криса. Есть только Рэдфилд — и ещё картонные мишени с нарисованными белыми сердечками слева. Крис думает о том, что давненько не стрелял вот так — по движущимся мишеням. Вот так — с азартом в крови. Вот так — с толпой позади них, вслушивающихся в каждый выстрел. Указательный палец давит на спусковой крючок.
Крис считает патроны автоматически — старая привычка. Там это могло спасти тебе жизнь, здесь это всего лишь привычка, рудимент, ненужное знание. Здесь ему ничто не угрожает. Картонные мишени — не более, чем вызов. Леон быстро разбирается с системой верёвок, Крис посылает пулю за пулей в каждое нарисованное Леоном сердце.
Как будто пытается этим на самом деле покорить сердце Кеннеди.
Личное оружие Криса — Кеннеди предпочёл сделать это их маленьким секретом. Леон предпочёл на сей раз не спрашивать, почему; не время и не места обсуждать приказы старшего по званию. Леона этот жест покорил — как Криса покорило его предложение о состязании. Глухие удары выстрелов; шесть, семь, Крис считает на автомате: каждая пуля — точно в цель.
Крис не промазывает, у него нет выбора. Здесь или ты, или тебя — Крис предпочитает первый вариант. С Леоном он предпочел бы и то, и другое. Едва уловимая улыбка — можно списать на удовлетворение от собственных действий — Крис опускает дуло пистолета.
Пятнадцать.
Последний: точнехонько в сердечко, настолько маленькое, что по краям дыры едва виднеется белая краска.
— Да ебать тебя, Крис, — восхищённо произносит Рик, снова. — Охуеть можно.
Можно. Крис вопросительно смотрит на Леона, улыбается краем губ — ну и как тебе это, Кеннеди? Счёт равный, или Крис сделал чуточку больше — у Криса снова тактическое преимущество. Клэр бы так и сказала: Крис просто охуел, во всех смыслах этого слова.
— Поменяйте мишени, — Крис неопределённо кивает в сторону Люка и Рика, впрочем, по большому счёту, ему всё равно, кто именно этим займётся, а потом снова переводит взгляд на Леона. — Пойдём. Покажу тебе кольт.
В голосе Рэдфилда — приказные нотки, командный тон. Словно пятнадцать выстрелов возвращают его в прошлое, где он снова — командир элитного спецотряда. Коммандер Рэдфилд. Теперь это звучит скорее как дурная шутка. Тяжёлые шаги и тяжелое дыхание; Крис ловит себя на мысли, что здесь, на лестничном пролёте, ему до одури хочется впечатать Леона Кеннеди собой в стену и целовать, слизывая кровь с его разбитой губы.
Тянет на новый, третий уровень их противостояния.